Басистов

Статья Виктора Литовкина

Эту пирамиду, в отличие от ее прапрародителей и далеких родственников из древней Гизы, которая, как магнит, притягивает к себе туристов и ученых со всего мира, не видно с окраин столицы России. Более того, любопытных сюда — за густую стену леса, раскинувшуюся по увалам холмов поселка Софрино, что в тридцати километрах северо-восточнее Москвы, ни под каким предлогом не пускают и близко. Над подмосковным исполином висит густая завеса секретности.

Охраняет их не Сфинкс, а Договор по ПРО 1972 года. Хотя в отличие от гигантского каменного льва с головой человека, он, увы, несколько лет назад канул в Лету. Но тайны у Софринской пирамиды все же остались. О некоторых из них мы и постараемся поговорить. О тех, с которыми меня познакомил когда-то сам создатель системы противоракетной обороны российской столицы — герой труда, член-корреспондент РАН, профессор Долгопрудненского МФТИ и генеральный конструктор НИИ радиоприборостроения Анатолий Георгиевич Басистов. О нем самом — в первую очередь. А пока о «пирамиде».

Софринская пирамида на языке военных называется «многофункциональная радиолокационная стрельбовая станция «Дон-2Н». Она — главная часть комплекса противоракетной обороны Москвы, обозначенной в серьезных документах шифром А-135, и предназначена для доразведки целей, сообщения о которых поступают от системы предупреждения о ракетном нападении, их сопровождения и наведения на эти цели ракет-перехватчиков.

Понятно, что этими целями могут быть вовсе не легкомоторные самолеты типа «Сесна», что приземлился на Красной площади в 1989 году, не северокорейские и иранские ракеты, об угрозе которых все время говорят в Вашингтоне. А самые настоящие — стратегические, которыми реально обладают совсем не Тегеран и Пхеньян. Поэтому и называется подмосковная пирамида — «стрельбовой». Именно на нее, в частности, замыкается президентский «черный чемоданчик», который в случае чего должен разблокировать кнопку «пуск».

А для того, чтобы этот «выстрел» был точным, на каждой из четырех граней софринского исполина (высота его над поверхностью земли более 30 метров — примерно четырнадцатиэтажный дом, еще семь этажей под землей) расположены круглые фазированные решетки антенн сопровождения целей и противоракет (диаметр 16 метров) и квадратные (10×10 метров) антенны наведения ракет. Радиус действия этих антенн — три тысячи километров. Именно на таком расстоянии «Дон-2Н» может обнаружить «супостата», летящего в сторону нашей столицы. Ну, а сбить его должны родные ракеты в заатмосферном пространстве (на высотах 80–100 км и на дальности свыше 600 км) или в самой атмосфере (на высоте до 50 км и на дальности до 350 км). Этих ракет ровно сто. Двух видов — большой и средней дальности (68 ракет 53T6×32 ракеты 51T6). Американцы называют их «Галоши» и «Газель». Размещены они в шахтах на одиннадцати стартовых позициях (шесть и пять) недалеко от самой пирамиды. В районе Наро-Фоминска и Сергиева Посада, а так же в Лыткарино, Сходни, Королева, Внуково и Софрино.

Созданы эти ракеты выдающимися российскими конструкторами Львом Люльевым из Екатеринбургского МКБ «Новатор» и Петром Грушиным из подмосковных Химок — МКБ «Факел&aquo;. Первая противоракета «Факела» (тогда он назывался ОКБ-2) В-1000 перехватила и уничтожила боевой блок баллистической ракеты Р012 на высоте 25 км и на расстоянии в 60 км еще 4 марта 1961 года. Попала, как заявил потом с трибуны ООН первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, «мухе в глаз». Американцы сделали это только через тридцать лет. А скорость у той ракеты была 1000 метров в секунду, то есть в три раза больше скорости звука. Нынешние ракеты летают быстрее в десять раз. И для них это не предел.

Кстати, хотя этим «перехватчикам», как понятно из текста, уже достаточно много лет, своих боевых качеств они не утратили. Регулярно военные проводят их испытания на полигоне Сары-Шаган в Казахстане и не было случая, чтобы наши «Калоши» и «Газели» не попали куда надо. Тютелька в тютельку. Новейшим американским противоракетам, как знают многие, это удавалось за последнее время не часто.

Но вернемся к Анатолию Георгиевичу Басистову. Именно он сумел превратить «пирамиду», «Галоши» и «Газели» и еще много-много элементов системы ПРО столицы, вроде станций предупреждения о ракетном нападении, разбросанных по границам России и за ее рубежами, спутники контроля космического пространства, командные пункты и пункты управления, в единый надежно работающий комплекс.

Сейчас трудно вспомнить, как мы с ним познакомились. Но осталось впечатление, что это он мне позвонил в газету, где я тогда работал, пригласил к себе рассказать о тематике, над которой трудился его институт. Кто-то из больших военных начальников в полголоса уже упоминал мне этот НИИ, заметив, что он — «очень секретное научное учреждение», в которое журналистов не пускают. А тут приглашение от самого генерального. Я даже умудрился получить от него по телефону обещание, что смогу опубликовать материал о системе, которую создал под его руководством институт, в газете.

Правда, когда я переступил порог кабинета Басистова в высотной «стекляшке» одного из закоулков Ленинградского проспекта, Анатолий Георгиевич сразу огорошил:

— О системе ПРО Москвы мы говорить не будем. Это секретные сведения, и раскрывать их я не имею права.

— Зачем же вы меня тогда приглашали, — удивился я?

— А вот зачем, — ответил он и протянул мне перевод главы из книги американского исследователя Тома Джервази «Советская военная мощь», изданной Пентагоном в 1989 году. — Пишите, опираясь на сведения из этой статьи, вранья тут не очень много. Больше правды. Сошлитесь на нее, — умный поймет, зато дурак за руку не схватит. Помните, как в «Фаусте»?

...Мой зритель в большинстве неименитый,
И нам опора в жизни — большинство...

— начал читать мне Басистов. —

...Столбы помоста вбиты, доски сбиты,
И каждый ждет от нас невесть чего.
Все поднимают брови в ожиданье,
Заранее готовя дань признанья.
Я всех их знаю и зажечь берусь,
Но в первый раз объят такой тревогой.
Хотя у них не избалован вкус,
Они прочли неисчислимо много.
Чтоб сразу показать лицом товар,
Новинку надо ввесть в репертуар...

Я, честно говоря, как-то приуныл. Меньше всего думал, что в кабинете генерального конструктора такой сложнейшей системы, как противоракетная оборона Москвы, мне будут читать стихи, да еще не чьи-нибудь, а Гете, которого после окончания факультета журналистики ЛВВПУ и экзамена по зарубежной литературе больше, в принципе, и не открывал. Но Басистов на «Фаусте» не остановился. Он, видимо, решил устроить мне экзамен почище училищного.

За Гете последовали куски из «Евгения Онегина», потом обширные цитаты из Библии, Ветхого и Нового Завета… И все это было не просто сольные выступления, а естественные дополнения к каким-то темам, которые мы с ним обсуждали. Анатолию Георгиевичу было тогда уже достаточно много лет — семьдесят пять или чуть меньше, но память его поражала. Я со своим военно-филологическим образованием столько не знал.

Вдруг выяснилось, что Анатолий Георгиевич, занимая должность генерального конструктора НИИ радиоприборостроения, входившего в корпорацию «Вымпел», при таком солидном возрасте, продолжает служить в армии. Он пришел туда добровольцем в начале Великой Отечественной войны, стал штурманом полка бомбардировочной авиации. И за пятьдесят лет, что называется, безупречного служения Родине, дорос до звания генерал-лейтенант.

— Как это могло случиться, — удивлялся я. — Пятьдесят лет в строю?

— Кадровики забыли вычеркнуть, — смеялся он.

В конце войны Басистова направили учиться в Ленинградскую военно-воздушную академию, которую он закончил по ускоренному курсу, и 5 мая 1945 года прилетел в Берлин знакомиться с технологией производства и использования ракет ФАУ-1 и ФАУ-2. Потом его распределили на работу в КБ-1, которым сначала руководил сын Лаврентия Берия — Серго, а затем академик Александр Расплетин. Там он начал работать над созданием зенитно-ракетной системы С-25, ее системами телеуправления, и параллельно учиться в Московском энергетическом институте. За зенитно-ракетную систему большой дальности С-200, она «достает» чужие летательные аппараты на расстоянии 300 км, Басистов получил звание Героя Социалистического Труда и вскоре стал генеральным конструктором А-135.

Мне все-таки удалось перевести разговор на нее. Басистов рассказал, кто входил в кооперацию по создании системы ПРО, на каких принципах она строится. Сказал, что мы подписали Договор о противоракетной обороне 1972 года тогда, когда у нас ее еще не было. Обещал устроить экскурсию в подмосковное Софрино, где расположена пирамида стрельбовой радиолокационной станции «Дон-2Н», подарил фотографию этой РЛС, снятой с вертолета. Сообщил, что перехватить массированный налет стратегических ракет на Москву можно только заатмосферным перехватом встречного ядерного взрыва, поэтому те сто противоракет — «Галоша» и «Газель», как называет их Том Джервази, которые охраняют нашу столицу, снабжены атомными боеголовками.

— Но ни одного ядерного взрыва в опасной близости от Москвы система не допустит, — заявил мне Басистов. — Она сделана так, чтобы в автоматическом режиме, даже без участи человека, обнаружить летящие к нам боеголовки, отфильтровать их от мусора — ложных целей или комбинированных средств преодоления ПРО и безошибочно уничтожить, не допустив детонации заряда…

Многое что я услышал тогда еще от Анатолия Георгиевича. И то, что боевое дежурство на комплексе несут исключительно только офицеры, что электронно-вычислительная машина, которая там работает, — самая быстродействующая в стране (до миллиарда операций в секунду). Что над созданием ракет для него трудились Петр Грушин и Лев Люльев, шахт для них — недавно умерший академик Владимир Бармин, а систему управления РЛС профессор Виктор Слока из Радиотехнического института имени академика Минца, боеголовки — трижды Герой труда академик Юлий Харитон…

Восхищенный тем рассказом Басистова я написал материал «Ракетная „сотня“ под землей круглосуточно стережет столицу». Он вышел в свет в конце августа 1993 года и был одним из первых упоминаний в открытой российской печати комплекса ПРО Москвы под шифром А-135. Перед тем, как сдать текст в секретариат я приехал на Ленинградский проспект, показал его Анатолию Георгиевичу.

Не для того, чтобы переложить ответственность за содержание материала на генерального конструктора, а что бы подстраховаться — не допустить какой-либо технической ошибки. Я всегда об этом договаривался со своими собеседниками из числа руководителей ОПК. Принцип такой: за стиль, форму подачи отвечаю я, и это мое дело, как писать, а за фактическую сторону дела, за какие-то термины — они. У меня нет инженерного образования, и я невольно могут что-то перепутать — диод с триодом и так далее. Неудобно, если такое произойдет в солидной газете, — специалисты смеяться станут. А значит, из-за крохотной ошибки или неточности поставят под сомнение все содержание.

Басистов внимательно прочел текст, поправил несколько слов и вычеркнул упоминание о встречном ядерном взрыве.

— Но об этом вы мне рассказывали и так же пишет Том Джервази, — сказал я. — Как вы советовали, я на него и ссылаюсь.

— Мало ли что они там пишут, — заметил Анатолий Георгиевич. — Мы не должны повторять все подряд. А намек на ядерные боеголовки противоракет у вас все же остался. Сообразительный читатель поймет, что Юлий Борисович Харитон упоминается в тексте не зря.

После той публикации мне позвонил Григорий Васильевич Кисунько, герой труда, лауреат Ленинской премии, создатель первой системы противоракетной обороны Москвы — системы «А» и «А-35». Тот самый человек, кто 4 марта 1961 года на полигоне Сары-Шаган впервые в мире вывел безъядерную ракету В-1000 на перехват боеголовки баллистической ракеты Р-12. И поразил ее шестнадцатью тысячами вольфрам-карбидных шариков, что взорвались в 32 метрах от головной части атакующей ракеты и полностью разрушили ее.

— Зря вы не написали, — сказал он мне, — что Басистов может перехватить налет вражеских баллистических ракет только встречным ядерным взрывом. Люди должны знать, какому риску их подвергают.

Я тогда еще не догадывался, что между Кисунько и Басистовым, как и между некоторыми другими выдающимися учеными и конструкторами, работающими в одних и тех же оборонных областях, существуют непримиримые противоречия и даже многолетняя вражда. Что успех одного из них часто просто перечеркивал судьбу и жизнь конкурента. И хотя многие из них были обласканы властью, увенчаны звездами героев, лауреатскими премиями и научными званиями, не раз и не два случалось так, что поражение в борьбе за государственный заказ, за принятие на вооружение «твоей» боевой системы или комплекса приводило к инфарктам, к отстранению от любимого дела и к фактическому забвению…

Пережить такой удар, простить сопернику его успех удавалось не всякому.

Я не знал, что ответить Григорию Васильевичу.

— Мне этого не советовали писать, — сказал я. — Это, видимо, пока секрет.

— Какой секрет, — возмутился Кисунько, — когда о нем знает весь мир?!

А потом меня пригласил к себе один из первых заместителей министра обороны. Не помню сейчас, по какому поводу. Но в разговоре он тоже вспомнил о материале «Ракетная «сотня».

— Систему ПРО Москвы закрывать надо, — сказал он, — а вы ее расхваливаете.

Почему закрывать, зачем закрывать, чиновник объяснять не стал. Только добавил, что она «съедает столько электричества, сколько ее перерабатывает за сутки полстолицы. Со всеми ее заводами. Более подробно о проблемах А-135 через несколько лет мне рассказал другой заместитель министра обороны. Сославшись на него, хотя и не указывая должности и фамилии своего собеседника, я написал об этом в газете. В тот же день мне позвонил Анатолий Георгиевич:

— Теперь я знаю, за что убивают журналистов, — сказал он в сердцах. — Как вы могли опорочить систему, над созданием которой трудились тысячи не самых глупых людей в стране, о которой с восхищением говорили такие выдающиеся люди, как Харитон, Устинов, Келдыш…

Я пытался объяснить ему, что изложил не свое мнение, а другого человека, который имеет право его высказать. Вне зависимости, правильное оно или нет. Но Басистов меня не слушал. А на следующий день прислал в редакцию письмо на имя главного, где написал, что ни одно слова в моей статье не соответствует истине. Что все это — нелепый бред.

Много позже я узнал, в каких действительно муках рождалась система А-135, через что — через какие конфликты, стычки амбиций, научных и конструкторских идей, столкновение характеров, грязные подковерные интриги и доносы в КГБ, — пришлось пройти Басистову, чтобы доказать свою правоту. Выполнить «задание партии и правительства», оформленное в виде постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР, что было когда-то важнее закона, и все же построить комплекс противоракетной обороны Москвы, защищающий и столицу, и ее промышленный комплекс, и ее жителей. Пусть не на все сто процентов, но все же.

А надо иметь ввиду фон, на котором разворачивалось создание этой системы. «Звездные войны», которые пропагандировали и реально продвигали в жизнь США во главе с Рейганом. Попытки вывести оружие в космос. Тупики в переговорах об ограничении стратегических вооружений… Со Старой площади по нескольку раз в день звонили и требовали: «Давай! Давай!» Чуть ли не каждую неделю в Софрино приезжал секретарь ЦК КПСС, а затем и министр обороны СССР маршал советского Союза Дмитрий Устинов, другие министры из знаменитой «девятки», руководители военно-промышленного комплекса страны, и тоже требовали: «Давай! Давай!».

Он и «давал». А тут появляется какой-то журналист и утверждает, что это было зря. Есть, от чего возмутиться.

Система А-135 действительно отличалась от всех, существующих до нее, тем, что предназначалась для перехвата не одной стратегической ракеты, а группы подобных ракет с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (МБР с РГЧ). Сделать это можно было, доказал Басистов, а такой точки зрения придерживались и его «контрагенты за океаном», только в автоматическом режиме с высокопроизводительными ЭВМ, практически без участия человека, который вряд ли мог поспеть за скоростями этого боя. Там требовалось не просто обнаружить атакующие ракеты и их головные части, но и провести селекцию целей, то есть отделить истинные от ложных, направить свой удар против настоящих, а не бутафорских. А еще противостоять системам радиоэлектронного подавления, которые может применить противник, многим другим его ухищрениям.

Нужно было контролировать из космоса и землю, и океан, вести наблюдение за всем этим пространством и с границ страны. Сводить всю поступающую в реальном времени информацию в одном месте, мгновенно обрабатывать ее и, в случае действительной опасности для государства и жизни его граждан, в считанные секунды принимать ответственное решение, что делать. Это задача для высшего руководства государства и армии, А выполнить ее должны инженеры, конструкторы и военные.

Басистову пришлось сводить все эти задачи в одну бесперебойно и безошибочно действующую систему: спутники контроля космического и наземного пространства, систему предупреждения о ракетном нападении, вычислительный комплекс, противоракеты с их головными частями, которые смогли бы обезоружить «супостата» и при этом не нанести серьезного вреда защищаемому объекту. То, что пока американцам все никак не удается сделать даже сегодня, несмотря на то, что они работают над созданием своей системы ПРО не первый десяток лет. Хотя официально за пределы ограничений, установленных Договором по ПРО, они вышли сравнительно недавно.

Наши ученые и конструкторы, которыми руководил и изыскания которых координировал Анатолий Басистов, сделали все к концу 1987 года. Согласовать их работу, гасить конфликты и амбиции, которые всегда есть у выдающихся ученых и конструкторов, находить единственно верное решение, пробивать его через ЦК КПСС, — все это пришлось делать Басистову.

За семь лет ударного труда (с 1980 по 1987) в строительство Софринской пирамиды было вбухано немереное количество денег. Никто точно и не назовет, сколько. Их тогда никто не считал. «Безопасность страны была превыше всего». Зато точно известно, что на «Дон-2Н» ушло 32 тысячи тонн металла и 50 тысяч тонн бетона. Там проложено 12 тысяч тонн кабеля (для сравнения — пирамида Хеопса высотой в 146 метров и «весит» 6,5 миллионов тонн)… А воды и электричества, как утверждают специалисты, «Дон-2Н» ежемесячно действительно расходует столько, сколько требуется для приличного города областного масштаба, вроде Костромы. Сколько это стоило и стоит до сих пор, никто не скажет. Не только по причине великой тайны, — подсчитать невозможно. Но военные, чтобы о них не говорили, сегодня стараются жить экономно.

На полную мощность «Дон-2Н» сегодня включается редко. Только тогда, когда, как объяснял мне как-то командир этого комплекса генерал-майор Александр Грицан, командно-штабную тренировку по отражению атаки виртуального противника проводит с ними ЦКП Генерального штаба или командование Космических войск. Последняя такая тренировка была сравнительно недавно, во время посещения стрельбовой РЛС министром обороны России Сергеем Ивановым. Это показывали по телевизору. В остальное время более ста офицеров несут здесь боевое дежурство в режиме «бдительного ожидания». Такой режим предоставляет им сегодняшняя международная обстановка.

Кстати, обида Басистова на мою статью могла быть вызвана еще и тем, что разрядка мировой напряженности чуть было не сыграла злую шутку с системой ПРО Москвы. Во времена романтической демократии начала девяностых годов прошлого века, когда всем нам казалось, что «холодная война» и противостояние между Россией и США больше невозможны по определению, некоторым руководителям страны, да и окружению министра обороны казалось, что противоракетная оборона нам больше не нужна. На нее перестали выделять средства. НИИ, где работал Басистов, годами не получал зарплату. Кое-кто даже предложил закрыть систему. Такие взгляды я по журналистской доверчивости и «жажде объективности» и высказал в газете, в которой тогда работал. И хотя ссылался на мнение некого генерал-полковника, Анатолий Георгиевич здорово рассердился:

— Почему некоторые генералы считают, что они умнее таких людей, как академики Мстислав Келдыш, Игорь Курчатов, Александр Минц и Юлий Харитон, маршал Дмитрий Устинов… А ведь именно эти потрясающе светлые головы стояли у истоков нашей противоракетной обороны. Неужели вы думаете, что они не знали цену народным деньгам, не представляли, на что их лучше потратить?! Нельзя жить одним днем, не видеть дальше собственного носа… Это не по-государственному. Долгосрочные стратегические национальные интересы России не терпят суеты и сиюминутной выгоды…

Я извинился перед Анатолием Георгиевичем, но все равно выволочку получил по полной программе. А урок Басистова — уметь заглянуть в завтрашний и послезавтрашний день, как кажется, усвоил надолго.

Анатолий Георгиевич ушел из жизни в 1998 году. А его детище работает до сих пор, как уже упоминалось, в режиме «бдительного ожидания». Более того, после выхода США из Договора по ПРО и начала строительства Вашингтоном дополнительных радиолокационных станций в Латвии и Норвегии, совершенствования подобных РЛС в Гренландии и Великобритании, строительства пусковых установок противоракет на Аляске и развертывания их полномасштабных испытаний, навязывания противоракетных баз Польше и Чехии, стало ясно, как он был прав. Руководство страны, как мне кажется, тоже сделало соответствующие выводы.

Недавно командующий Космическими войсками генерал-полковник Владимир Поповкин заявил, что многофункциональная стрельбовая станция «Дон-2Н», ее электронно-вычислительная машина, передающая и принимающая аппаратура, как и противоракеты среднего и дальнего действия, тоже будут модернизироваться. В пределах экономических возможностей государства.

Видно, уроки Анатолия Басистова, как показало время, оказались полезными не только для меня. И это уже далеко не последний секрет Софринской пирамиды.

Виктор Литовкин, РИА Новости.